Международный общественно-политический еженедельник "Зеркало недели" (Киев) № 20 (495), 22-28 мая 2004 года. Рубрика "Человек". Подрубрика "Персоналии". Елена Хархалис.
Трудно сегодня назвать имя певца на российском эстрадном Олимпе, который своей популярностью может сравниться и приблизиться к успеху заслуженного артиста России Николая Баскова. Его молодость, сценичность, манера исполнения и, конечно, голос сумели завоевать признание и любовь публики. Украинскому зрителю Николай Басков известен в основном как исполнитель эстрадного репертуара. Но, кроме того, он солист Большого театра России. В этом году он окончил консерваторию с золотой медалью, и за шесть лет, посвященных оперной сцене, успел исполнить несколько оперных партий и завоевать успех и признание не только у себя на родине, но и в ряде зарубежных стран именно как оперный исполнитель. Мы предлагаем читателям «ЗН» интервью, которое Николай Басков дал специально для них.
— Что же вам все-таки ближе — эстрада или опера и на какой сцене успех нашел вас раньше?
— В 21 год я спел партию Ленского в Новосибирском оперном театре. Как эстрадный певец я состоялся позже. А первый успех, вкус победы, слёзы счастья под оглушительный гром оваций были именно на оперной сцене.
— Почему, получив образование как оперный певец, вы все-таки выбрали эстраду?
— Это вовсе не так. Я никогда не проводил и не провожу четкой границы между музыкой оперной и эстрадной. Я просто выбрал музыку.
— Как вы относитесь к тому, что в классической музыке уже тоже появилась своя «попса» или, если хотите, жанр «популярной классики». Каковы его перспективы?
— Популярная классика не может оставить зрителя равнодушным. Это очень красивый, интересный жанр, и мне думается, у него большое будущее. Несомненно, он будет развиваться, и, возможно, гораздо быстрее, чем мы можем сейчас предположить. И вопрос здесь не только в том, кто исполняет эти произведения. Важно ещё и то, кто работает с материалом, как именно обрабатывается этот накопленный веками, бесценный опыт, насколько профессионально материал адаптируется для современного слушателя.
— Судя по всему, именно в этом жанре тенор имеет заметное преимущество чем, к примеру, бас или сопрано?
— Почему же? В этом жанре великолепно работает, например, Сара Брайтман. Звучание её голоса приводит публику в восторг. Но тенор очень сложно сравнивать, сопоставлять, к примеру, с баритоном или басом. У тенора всегда есть преимущества независимо от жанра. Начнём с того, что это очень редкий голос. Но, к сожалению, мало просто обладать им. Есть тенора, которые получили прекрасное образование, в совершенстве владеют техникой, но тембр их неузнаваем, нет так называемой изюминки, того, что так притягивает слушателей. А вот, например, слушая Андреа Бочелли, моментально узнаешь тембр. Теноров много, но «узнаваемых» — единицы.
— Оперный голос на эстраде: как к этому относится публика?
— Судя по аншлагам, очень даже положительно. Если же говорить серьёзно, то здесь есть два основных правила, которые и являются залогом успеха, а именно — что и как преподнести. Задумывая программу, артист должен думать в первую очередь о зрителе. Отбирая материал, не пытаться «прыгнуть выше неба», но в то же время не обольщаться насчёт всеядности публики. Необходим тщательный подбор и репертуара, и аранжировки.
— Вы могли бы выступать с постоянными ансамблями популярной классики, вроде трио теноров? Насколько это престижно и нужно ли это вам вообще?
— Не вижу ничего невозможного в такой идее. Насколько это престижно, лучше спросить у Паваротти, Каррераса, Доминго. Насчёт «нужно» — а почему бы нет? Бытует мнение, что в ансамбле артист «теряется», но я с этим категорически не согласен. Каждый певец индивидуален и неповторим, каждый голос по-своему уникален. Ярче примера, чем всемирно известное трио теноров, не подберёшь — три великих голоса, в тандеме они звучат красочно, оригинально, завораживающе. Разве можно усомниться в том, что это прекрасно?
Кстати, на 15-летие фестиваля «Славянский базар» в Витебске я планирую выступления в составе трио теноров, представителей славянских государств — России, Украины и Беларуси.
— Если бы вам предложили стать одним из солистов нового состава трио теноров мирового уровня и подобрать себе партнеров, согласились бы вы на такое предложение и на ком бы остановили свой выбор?
— По крайней мере, я бы рассмотрел такое предложение, хотя полагаю, что мне об этом думать еще рано. Что же касается имен, то я никогда их не называю — я считаю это неэтичным.
— Собираетесь ли окончательно уходить с эстрады и дальше развиваться исключительно как оперный певец?
— Я собираюсь развиваться как оперный певец, но в ближайшее время не планирую окончательно уходить с эстрады. В данный момент продолжаю увлечённо работать в стиле «кроссовер» — на стыке классики и эстрады.
В мои 27 лет предметно говорить об оперной карьере рано. Я никуда не спешу и стараюсь не форсировать события. Теноровый голос — инструмент уникальный, сложный, зреет долго. Можно исполнять сложнейшие партии и в юном возрасте. Можно, но зачем? Для каждого возраста — свои партии, и мои все ещё впереди.
— А сколько сейчас в вашем репертуаре оперных партий и есть ли среди них любимая?
— На сегодня он состоит из семи партий. Это Ленский в «Евгении Онегине», Измаил в «Набукко», Моцарт в «Моцарте и Сальери», Спаскос в «Клеопатре», Альфред в «Травиате», Каварадосси в «Тоске», Владимир Игоревич в «Князе Игоре». Партия Ленского мне особенно дорога как дебют, как воспоминание о первых шагах на оперной сцене, но назвать сейчас любимую я затрудняюсь. Чтобы определить, какая партия наиболее любима, надо петь много лет. Мэтры оперы, конечно же, смело могут рассуждать на эту тему, например, у Лучано Паваротти любимая партия Ричарда в «Бал-маскараде», а у Пласидо Доминго — Отелло. Но сколько у этих людей за плечами лет работы, сколько партий они спели! Безусловно, оглядываясь назад, они уже могут делать выводы, но когда это пытается делать совсем молодой артист, на мой взгляд, это, по меньшей мере, необоснованно.
— Собираетесь ли расширять свой оперный репертуар, какие партии будут в него входить?
— Конечно, собираюсь. В следующем году, может это будет опера Даргомыжского «Русалка» в концертном исполнении в Большом зале консерватории. А еще, в память о Евгении Светланове, возможно, будет поставлена опера «Лакме» на русском языке.
— Кстати, вам сложнее исполнить партию в «полноценном» спектакле на сцене театра или петь оперу в концертном исполнении?
— Мне легче спеть спектакль. Когда я жду своего выхода за кулисами, всё время нахожусь в движении, чувствую себя собранным. В концертном варианте — сижу на месте в ожидании, это меня расслабляет, а расслабляться нельзя. Ощущаю дискомфорт. Я ведь очень деятельный, подвижный. Мне трудно сидеть на одном месте.
— Что для вас важнее — оценка критики или публики, учитывая подчас необоснованную резкость первых и восторженность вторых?
— Главный критик для артиста — он сам, никто не будет ругать тебя жёстче. А публика — это основной судья. Ведь критика может быть купленной, заказной, а публика всегда искренняя. Нельзя же заставить многотысячный зал устроить артисту овацию, если он в действительности её не заслужил. Относительно выражения «необоснованная восторженность» — то для меня это непонятно, ведь если зрители в восторге, для этого не может не быть основания, повода. Если зал ликует, и ты чувствуешь, что он «твой», значит, ты выложился на все сто, и, отдав всего себя, получил взамен тот самый восторг.
— Расскажите немного о вашем предстоящем контракте в Испании, позволит ли это продолжать вам сольную гастрольную деятельность?
— Я подписал контракт с барселонским оперным театром. Сначала предполагалось, что основная работа начнётся в 2005 году, но, возможно, получится так, что придётся уехать и раньше. В октябре текущего года там уже запланированы два спектакля «Клеопатра» с моим участием.
Уезжать надолго я не намерен: шестнадцать месяцев, в течение которых мне предстоит петь в Испании, будут распределены на «четыре по четыре». Это значит, что четыре месяца я работаю в Испании, четыре — на просторах родного СНГ.
— Почему именно Испания?
— Я получал множество приглашений и продолжаю их получать по сей день, а Испанию выбрал потому, что к этой стране у меня особое отношение. Ее культура мне очень интересна, но, главное, там меня ждут люди, у которых я намерен учиться.
— Как вы встретились с Монсеррат Кабалье?
— Это было в Санкт-Петербурге. Я поднялся на сцену с твердым намерением показать ей, чего стою. Открыл рот и… не смог выдавить из себя ни звука. Она подождала минуты две, потом сделала такой нетерпеливый жест рукой: мол, пой, давай! Я клял себя за растерянность, за страх, от которого перехватило дыхание, но всё же собрался и запел. Закончил арию, она молчит. Минуту молчит, две, три... И произносит одно короткое слово: «Еще»… В итоге в нашей первой совместной программе вместо запланированных двух дуэтов мы спели четыре…
— Нелегко работать с Примадонной?
— У нас сложились очень тёплые отношения, я бесконечно признателен судьбе за то, что наши пути пересеклись, ведь об этом можно было только мечтать в те времена, когда я запоем слушал её записи, восхищаясь великолепным сопрано.
Когда-то мне приснился сон, что сама Кабалье подписала мне ноты на память. Сон был таким ярким, что я долго потом не мог успокоиться. А несколько лет спустя я стоял на сцене в качестве её партнёра. Оказывается, сны бывают вещими, но реальность иногда превосходит самые смелые сны и мечты.
Мастерство Кабалье — это фантастика! Мне кажется, что я сам в полной мере сейчас не в силах осознать, насколько важны и бесценны для меня её уроки, общение с ней. Она профессионал высшего класса, фанатично преданный делу, которому служит всю жизнь. Требовательный, строгий педагог — и широкой, необыкновенной души человек. Работать с ней одновременно легко и сложно — легко общаться с профессионалом, опытным и терпеливым педагогом, сложно соответствовать высочайшим требованиям.
— Есть ли среди исполняемых вами русскоязычных произведений такое, которое нравится Монсеррат Кабалье больше всего?
— Да, даже два. Это «Коробейники» и «Ямщик». От обоих этих произведений она в восторге.
— С кем еще из звезд вам было наиболее интересно работать?
— Мне повезло работать на одной сцене с Евгением Нестеренко и Карло Альваресом. Но я никогда никого не выделяю, поскольку каждый певец уникален, и у каждого из них молодой певец может чему-то научиться.
— В июне этого года вы планируете выступить в Киеве с Владимиром Гришко. Что это будет за программа, приходилось ли вам уже работать вместе?
— Девятого июня в киевском Национальном Дворце «Украина» состоится единственный сольный концерт Монсеррат Кабалье, где я и Владимир Гришко — специальные гости. В этой программе каждый из нас споёт по два сольных номера и по два дуэта с Примадонной. Это наш первый совместный проект и лично мы не знакомы.
— Собираетесь ли в будущем выступить с сольным концертом, полностью состоящим из оперных произведений?
— Да, безусловно, такой концерт я планирую, но это станет возможным только после моего тридцатилетия.
