Гул голосов - это тот ускользающий шум, без которого рок - немыслим. На живых выступлениях The Strokes его предостаточно, там шум сливается с электрическими рокотом, и все присутствующие приходят к одному молчаливому соглашению - вот она, настоящая группа, а остальное уже не имеет значения. На выступлении The Strokes в Остине, штат Техас, полно народу. Здесь проходит одно из крупнейших в стране ежегодных собрание представителей музыкальной индустрии. Группа на сцене выглядит до невозможности крутой: пятеро молодых (им всем немного за двадцать) парней в черной коже и с косматыми прическами а-ля 70-е. Публику, состоящую из журналистов, радиодиджеев, представителей рекорд-компаний, сносит энергетической волной ворчащих мелодий и взрывного ритма. Дебютный альбом The Strokes - The Modern Age был выпущен английским лейблом Rough Trade Records недавно, в январе (2000). Но осознание того, что они полностью завладели вниманием практически всех и без того искушенных зрителей, для группы не достаточно. Они хотят убедить каждого. Фронтмен, Джулиан Касабланкас, замечает в центре зала равнодушный взгляд какого-то продюсера средних лет, которому без сомнения есть куда еще пойти, есть на что посмотреть и уж конечно есть что потратить. И когда он, выражая нетерпение, в третий раз смотрит на свои часы - Ролекс и пробегает глазами расписание выступлений на вечер, Касабланкас не выдерживает: "Не смей смотреть на часы, когда я пою!", - кричит солист, а потом продолжает выводить мелодию, не сбившись с ритма. Группа, стоящая позади, усиливает и без того оглушительный напор, поддерживая своего лидера, а горе-продюсер тихо покидает зал. Когда The Strokes уходят, закончив выступление, стоит оглушительный рев. В середине 70-х Нью-Йорк оказывал огромное влияние на рок течение. Город производил на свет такие клубы как C.B.G.B. и Max`s Kansas City, группы уровня The Ramones, Blondie, The Talking Heads; его телевидение ротировало музыку, рожденную претенциозными арт-рокерами. Много лет прошло с тех пор как на Манхеттене звучал настоящий рок-н-ролл. Последние стоящие нью-йоркские группы образовались еще в начале 80-х, вспомните хотя бы авангардных нойз-рокеров Sonic Youth или легендарных рэпперов-тусовщиков Beastie Boys. С тех пор не появлялось почти ничего, заслуживающего внимания. В течении 90-х и по сей день тихие спальные города, такие как Сиэтл, Чикаго или Сан-Диего, беспрерывно выдавали на суд слушателя значительно больше рок музыки, чем самый большой и грязный город Америки. А виной тому изменившийся уровень жизни и неослабевающее давление прессы, следящей за каждым шагом музыкантов, попадающих в поле ее зрения. Действительно сложно создать что-либо оригинальное, находясь под прицелом вспышек миллиона фотокамер. Да и о каком творчестве может идти речь, если группе за одно место на парковке придется платить 1,5 тыс. $ в месяц. The Strokes начали свое восхождения, имея значительное преимущество. Четверо из 5 музыкантов - дети влиятельных родителей, отпрыски первого поколения иммигрантов, приехавших в Нью-Йорк из Европы и Южной Америки и сумевших получить здесь статус. Самый известный из них - отец Джулиана, Джон Касабланкас, основатель сети модельных школ и глава преуспевающих нью-йоркских модельных агентств. Отец с сыном не особенно близки; Джулиана воспитывала мать и он отрицает слухи о том, что сам занимался модельным бизнесом. Но старший Касабланкас все таки частично оплатил музыкальное образование сына. Можно сказать, что зарождение группы началось еще в стенах частной школы "Двайт" (Dwight) , в которой обучались дети преуспевающих ньюйоркцев с 1880. Согласно официальной рекламной информации, эта школа предлагает: "…классический набор гуманитарных знаний, включая межпредметное и социальное образование, развитие коммуникабельности и целеустремленности…". Сами The Strokes называю "Двайт" просто - "Школа для богатых придурков". Среди ее выдающихся выпускников Fiorello LaGuardia, Robert Moses, Roy Lichtenstein, Henry Morgenthau и 3/5 группы. Касабланкас, Ник Валенси и Фабрицио Моретти встретились в "Двайт" в середине 90-х и быстро сдружились на почве общей одержимости музыкой. В отличии от большинства одноклассников, которых они характеризуют не иначе как сборище педиков и без пяти минут фанатов Эминема , друзей мало привлекал гангста- рэп. Как раз наоборот, ребята заслушивались алтернативными группами того времени - Nirvana, Pearl Jam, а так же множеством другой музыки: от панк-групп 70-х до Боба Марли. Этих троих сроднил природный бунтарский дух, который и отделял их от школьной тусовки. "Я не знаю, были ли мы изгоями, но в школе определенно была группа "крутых" ребят и нас среди них не было", - говорит Валенси: "Мы просто хотели играть музыку". "В целом, для нас это был не лучший жизненный опыт",- рассказывает Моретти о школе "Двайт". "В конце концов, Джулиан, а за ним и Ник, ушли в классе 10 или 11. Я остался один, и это было ужасно. Джулиан бросил школу, т.к. у него было чувство, что он толком не учится. Все считали это произошло, так как он был халявщиком и вечно влипал во всякое дерьмо. Но на самом деле дерьмовой была школа. А мы были единственными настоящими друзьями." Трио училось играть вместе; Валенси посвятил себя гитаре, которую впервые взял в руки в возрасте 5 лет; Моретти оттачивал мастерство ударника в звуконепроницаемом туалете в квартире своей матери. Позднее к ним присоединились - басист, Николай Фрейчур, друг Касабланкаса, и второй гитарист из Лос-Анджелеса - Альберт Хаммонд Мл., которого Джулиан знал с 13 лет, познакомились они в швейцарской школе-интернате. (Отец Джулиана отправил его туда, надеясь на перевоспитание и исправление сына; но, как оказалось, в дали от дома интерес к року только усилился). С самого начала Касабланкас стал лидером и автором всех песен. Он сочинял и обычную романтическую лирику периода взросления ("It hurts to say, But I want you to stay"/ "Мне больно об этом говорить, но я хочу чтобы ты осталась"), и издевательскую, высмеивающую нью-йоркских полицейских ("They ain`t to smart" / "Не очень-то они сообразительные"), задавал жизнеутверждающие вопросы ("Is this it?" / "Это конец?") И во всем этом Джулиан соблюдал традиции классического рока: максимально энергетическая музыка и цепляющие тексты. "Он уже писал офигительные песни, даже не осознавая что делает и не умея толком играть",- говорит Валенси: "Он правильно поддается влиянию, слушает чужую музыку, а потом фильтрует: берет на заметку все стоящее, а ненужное - отметает. Он может слушать Beach Boys и, не обращая внимания на мурлыкающие, визжащие ноты, замечает лишь классные аккордные связки и неуловимую мелодику. Он слушает Фредди Кинга и воспринимает крутизну и агрессию, свойственную его музыке, оставляя без внимания стандартные блюзовые ходы". В песнях с первого альбома, таких как Barely Leagal и Someday, The Strokes удалось безошибочно аккумулировать эхо нью-йоркской рок-истории. В их музыке слышны партии дребезжащих гитар, как было у Television, Richard Hell и Voidoids (Валенси и Хаммонд редко выделяют сольные партии), одухотворенные ритмы панка и групп new-wave, биты подземки и надтреснутый монотонный вокал, в котором живо влияние легендарных групп прошлого. "Когда мне было 13 или 14, брат принес диск Velvet Underground и я просто влюбился в них", - говорит Касабланкас, слегка смущаясь. Валенси добавляет: "Velvet Underground были мощным толчком, вдохновением для нас. Это единственная группа, о которой мы впятером можем сказать: "Они были факин супер-командой!!" Критики часто иронизируют над понятием авторства в роке. Принято считать, что такая музыка основывается на заимствовании, одни воруют у других, что не исключает возможности успеха. Но пусть уж лучше The Strokes перепоют все песни Лу Рида, чем станут очередными клонами Korn и Limp Bizkit. Касабланкас до недавнего времени с неохотой говорил о своей любви к Velvet Underground, опасаясь, что подобные признания принизят его собственные достижения на поприще рока. Да и сама группа считает, что вся эта история с возрождением нью-йоркского рока 70-х в их лице, была несколько преувеличена прессой. "Знаешь, когда нас сравнивают с Velvet Underground, Stooges и другими группами их уровня - это честь для нас, здесь не на что жаловаться",- говорит Моретти: "Но если люди внимательно послушают наш альбом, они поймут, все, что повлияло на нашу музыку, выходит далеко за рамки двух- трех имен. Мне кажется, не все сравнения справедливы. Просто, если ты живешь в каком-то городе, твоя музыка автоматически впитывает его атмосферу. И это не обязательно выражается в мелодиях, которые группа играет, или текстах, скорее это часть энергетики. В Нью-Йорке собрано столько разных имен и музыкальных направлений, это просто не могло не отразиться на нашей музыке". "Не было так, чтоб мы просто посидели, поговорили и решили: "Давайте попробуем эту фишку…",- добавляет Хаммонд: "Как раз наоборот, мы понимали, что на таких трюках долго не протянешь. Это может помочь пробиться, но не более того. Просто Джулиан пытался написать хорошие мелодии, настоящие, и так уж случилось, что людям они напомнили о 70-х. Группы вроде Limp Bizkit и Korn - они ненастоящие для меня. Слушать их так же неестественно, как колоть себе стероиды". Борьба настоящего с поддельным - вот вопрос, преследующий имя The Strokes в укромных уголках нью-йоркской рок - сцены, где другие группы, завидуя стремительному восхождению The Strokes, заводят разговоры об "избалованных богатых детишках" и их невероятном везении. На ум приходят высказывания Ницше, который считал подобные человеческие проявления - духом отмщения за муки слабых, стремящихся обрушить возмездие на головы сильных, благородных и талантливых. Пусть любители считают, что Фред Дерст заслуживает большего успеха, чем Джулиан Касабланкас. Но против того, что лучшие образцы создавались студентами из той прослойки общества, которую принято называть обеспеченным средним классом (Pete Townshed, John Lennon, Joe Strummer…), не поспоришь. В действительности, стремительный успех The Strokes - результат по крайней мере трех лет усердной работы. Можно понять, почему музыканты обращают особое внимание прессы на то, как много сил и времени они посвятили первому альбому: The Strokes проводили бесчисленные ночные часы, переделывая и улучшая музыкальный материал в вонючем и облезлом репетиционном зале, который они снимали на Манхэттене за 300$ в месяц. А утром, со слипающимися красными глазами, тащились на дурацкие временные работы, которые смогли забросить лишь недавно. В течении 1,5 года группа регулярно выступала в разных клубах города, пока не получила свой шанс на продвижение в лице Райана Джентлеса , влиятельного менеджера клуба Mercury Launge - нью-йоркского рая для битников. "Ко мне изо дня в день приходили группы с пресным однообразным материалом",- говорит Джентлес: "Я сам в прошлом музыкант, и взялся за такую работу, потому что хотел помочь молодым коллективам, но за все время моей работы в клубе видел лишь несколько групп, которым действительно хотелось помочь! Когда ко мне попала демо-запись The Strokes , я просто обалдел, ничего подобного я до тех пор не слышал. Я взял их запись домой и крутил без перерыва неделями". Джентлес, на 2-3 года старше ребят из The Strokes , ушел из Mercury Launge и стал менеджером группы. "Сначала я просто спросил: "Парни, вам помощь нужна?",- рассказывает Джентлес: "Ну а когда дело пошло, мой телефон стал разрываться от звонков. Меня бы все равно уволили из клуба, я слишком много времени уделял группе. И пусть я говорю как менеджер, но The Strokes - команда с супер музыкой, правильными музыкантами, правильными людьми, да все что они делают - правильно! И их успех не случайность, а закономерность, как следствие серьезной работы. Джулиан - самый злой самокритик. Его реакция на любые похвалы прессы - работать больше и играть лучше". Еще до ухода из клуба Джентлес пытался использовать свои связи для продвижения The Strokes. Устраивал им регулярные выступления, группа играла на разогреве у Guided By Voices и у британских любителей The Doves. И где бы группа ни играла, ряды их поклонников пополнялись, среди них оказались и владельцы клубов, и местные промоутеры. Слухи о The Strokes докатились и до Лондона, где Джеофф Тревис как раз занимался восстановлением своего инди рекорд-лейбла Rough Trade. Друг Джентлеса из M.L. поставил Тревису The Strokes по телефону и тот попался: "Я секунд через 15 понял, что хочу с ними работать",- говорит Тревис: "Я услышал первоклассные тексты и музыку - квинтэссенцию первородного рок-н-ролла, усложненную сегодняшней действительностью. И еще, им не свойственен мачизм, поэтому музыка The Strokes - воплощение изящества и любви. Я был тронут. Я тогда понял - то была лучшая запись нью-йоркской рок-н-ролльной команды, которую я услышал со времен C.B.G.B." Тревис оказался не единственным британцем, запавшим на группу. The Strokes отыграли в Соединенном Королевстве 2 концертных тура в поддержку The Modern Age E.P. при полном аншлаге. Английская музыкальная пресса превозносила их до небес, в конце концов, группа очутилась на обложке New Musical Express. "Они там любят белых парней, играющих рок-н-ролл..",- уклончиво отвечает Касабланкас, пытаясь объяснить свой успех за океаном. Рассмотрев несколько предложений, группа наконец подписала контракт с RCA, так как руководство компании не возражало, узнав о нежелании The Strokes выпускать видео. "Сама идея - пытаться попасть в фонограмму, чтобы заснять все это на кинопленку, мне кажется устарелой",- говорит лидер группы, хотя он добавляет, что The Strokes совершенно не возражают против видеосъемки на концертах. The Strokes очаровательно наивная и старомодная группа с растрепанными прическами и гитарными партиями выдержки 1975 года. Сила группы заключается в живом взаимодействии 5 друзей, знающих и любящих друг друга и имеющих привычку общаться посредством громкой музыки. Вруби динамики на полную мощность, забудь об окружающем мире и найди чистоту в отбросах - вот формула их успеха, старая, как и сам рок-н-ролл. Когда пришло время записывать Is This It, перед музыкантами встала непростая задача: как запечатлеть молниеносность их музыки в цифровом формате? "Это был сущий кошмар",- рассказывает Касабланкас: "Я видел интервью, где музыканты жаловались на трудности, возникающие в турах. Лично для меня, быть в дороге - все равно, что отдыхать. Можно увидеть новые города, отыграть много классных концертов. Это же просто мечта! А вот запись в студии - это боль, мне она вымотала всю душу. Времени было в обрез, приходилось 1,5 месяца находиться в полнейшей концентрации по 10 часов в сутки, играть до 5 - 6 утра, пытаясь найти нужное звучание. Я еще никогда не был до такой степени морально истощен, как под конец записи альбома". Но, что бы не лежало в основе создания, результатом стал замечательный, сырой, но органичный альбом, способный взорвать ваши колонки. Is This It - лучший нью-йоркский альбом последнего десятилетия. На сегодняшний день, во времена засилия поп и рэп культур, это просто лучший рок альбом. И точка. Надо отметить, что The Strokes до сих пор далеки от вопросов бизнеса. "Творчество и бизнес сегодня смешались, их хотят воспринимать как единое целое, но это не так", - говорит Джулиан: "Меня не волнует, вписываемся ли мы в формат. Думаю мы находимся посередине - между хардкором и чисто коммерческой музыкой. И мне нравится такое положение вещей, по настоящему хорошие музыканты должны занимать именно эту нишу - между интеллектуальной музыкой и коммерцией" Потом он замолкает и смеется: "Знаешь, не люблю я разговоры про всю эту фигню. Давай просто посидим и попьем пива".
