Трое ребят в майках пьют колу за столиком возле кафе позади меня, в то время как я пытаюсь собрать эти записи воедино. Они не выглядят неуместно в своей альтернативной одежонке, хотя находятся в сотне миль от любой заслуживающей внимания радиостанции. Здесь нет рок клуба. Здесь нет клевого музыкального магазина. Здесь обычная современная американская фабрика жизни в которой MTV задает тон, а альтернативный рок находится в таком же положении, как и во всем остальном мире. Это вполне обычное, прилегающее к морю, чудное местечко, где любые попытки одеваться "альтернативно" делаются непосредственно с подачи какого-нибудь нью-йоркского дизайнера, который представляет такую же замученную индивидуальность на двухстраничной рекламе распространяемой в Vanity Fair, Details или Q. На самом деле эти ребята запросто могут сойти как для фото в стиле унисекс, так и оказаться рок-н-ролл фанами. Тем временем огромный дирижабль с рекламой Fuji пролетает над головой и изумленная пожилая женщина обращается к прохожим, чтобы те посмотрели вверх. "Ну же!", восклицает она, "Такое ведь не каждый день увидишь!" И это вызвано, несомненно тем, что никто даже не замечает его, оставляя без внимания мерцающую и мигающую, летающую машину парить, как неизбежное будущее над головами.
За десять лет многое изменилось. В сентябре 1987-го Рональд Рейган был президентом Соединенных Штатов. Советский Союз все еще оставался мировой коммунистической силой. Рик Эштли царил на вершинах английских поп чартов, а альбом "Bad" Майкла Джексона был номером один в Billboard. В сентябре 1987-го андеграундная сцена, которая взрастила такие светила как Husker Du, The Replacements и R.E.M, до сих пор не набрала достаточно веса в мэйнстримовой экономике, чтобы получить свой собственный жанр, а именно "альтернативная музыка". Для большинства людей она даже попросту не существовала. В сентябре 1987-го пришли Pixies, чтобы забрать с собой подростков. Мир был совсем другим.
За десять месяцев до этого, я видел выход Pixies на сцену клуба The Rat в Бостоне и как тогда, так и теперь, оглядываясь в прошлое, я понимаю, что это было словно перемещение в другой мир. У них не было параллелей. Они были ни на кого не похожи. У них не было даже идей по поводу того, что они вытворяют, или что это способно все изменить. Передо мной был неоперившийся, симпатичный, блондинистый подросток, который сначала пел на испанском, а затем без предупреждения истерично вопил, словно только что умчалась летающая тарелка, прихватив с собой его маленькую сестру, если конечно же у него была сестра. Лидер-гитарист извлекал немыслимый шум из своей гитары, какой угодно, кроме того шума, который вы могли ожидать от гитариста и я совершенно уверен, что во время последней песни он содрал с инструмента все струны, что выглядело даже менее странным, чем если бы он продолжил играть.
Тем временем, ритм-секция смотрелась абсолютно нормально, что было самой непонятной частью происходящего. Барабанщик с басисткой играли синхронно, как сиамские близнецы. Она выглядела, определенно, не в роковом стиле и у нее была улыбка способная свалить любого мужика. Все это резко контрастировало с маниакальным психозом исходящим от двух других участников группы. Pixies были над всем, словно они владели этим местом, демонстрирующие власть большую, чем может себе позволить просто очередная новая группа. Они были не просто какими-то обычными потерянными чудаками, каких можно повстречать в любом колледже. Происходило нечто совсем иное.
Когда шоу закончилось, я пробрался в гардеробную и робко предложил Pixies пойти со мной в студию. После нескольких телефонных звонков и встречи за пивом, Чарльз Томпсон (пока еще не Блэк Фрэнсис) появился в моей квартире, чтобы показать мне песни, в качестве подготовки к предстоящей записи на Fort Apache. У него было это секретное оружие, видимое даже на акустической гитаре, он делал куплет тихим, а в припеве взрывался. Эта неотъемлемая логика связывала песни, насколько бы они ни были странными, развращенными или бессмысленными. Куда бы ни уводили песни, они держали меня в качестве сообщника или ни о чем не подозревающей марионетки на сцене низменных преступлений. Я записал все это на пленку для моей коллекции песен-пока-готовится-ужин. На следующей неделе я показал их журналисту NME, который ехал в тур по Америке вместе с Throwing Muses и я думаю, это произвело на него большое впечатление.
Примерно через месяц Pixies оказались на студии - полуразвалившемся складе в плохой части города. Мы оставались там три дня и три ночи, питаясь сэндвичами и пивом и мир снаружи для нас больше ничего не значил. Чарльз только что закончил музыку к Levitate Me и он все еще боролся со словами, над каждым четверостишием. Но когда магнитофонная пленка начинала движение и он оставался один в этом пространстве похожем на пещеру с деревянным полом, было так, словно он знал эту песню всю свою жизнь, как гимн, который знаком всем. Остальные, в это время, стояли перед колонками в контрольной комнате, и в тусклом свете, глядя на красный огонек сигнализирующий о том, что идет запись, я чувствовал, как мурашки бегут по моему телу. У меня не оставалось никаких сомнений, что это не просто талантливая местная группа. Мы записали семнадцать песен за три дня и три ночи и смикшировали их в течение следующей недели. Вскоре, пленки были посланы на 4AD Иво Вэттс-Расселу, который выбрал полдюжины песен для релиза и из текста "Levitate Me" и название для альбома - "Come On Pilgrim".
В течение нескольких лет, с последовавшими записями, Pixies овладели миром. И не так, как допустим Майкл Джексон, а более коварным путем. Я слышал, про Velvet Underground говорят, что хотя их альбомы покупает не так много людей, но каждый из них начинает собственную группу. Я думаю, что во многом это относится и к Pixies. Секретное оружие Чарльза стало не таким секретным, и раньше или позднее, но все группы стали использовать такую же стратегию широкой динамики. Это стало некой новой поп-формулой, и вскоре, "Smells Like Teen Spirit" взлетел на вершины чартов и даже сами члены Nirvana говорили позднее, что для всего мира это звучало как песня Pixies. Это было начало конца контркультуры.
У истории есть ужасное свойство стирать детали, поэтому ее поворотные пункты сильно выделяются на фоне всего остального шума. Трем подросткам позади меня, наверное было где-то по два года, когда горел красный огонек при записи Levitate Me. Способен ли я объяснить им, что мир, в котором Блэк Фрэнсис начал кричать, воспринимал это как крик, а не как моду? Способен ли я донести до них, что контекст создает всю разницу между тем, воспринимаем ли мы это как искусство или как рок?
Изумленная пожилая женщина сдалась перед безразличием прохожих, и стоя напротив пестрого окна сувенирного магазина, по прежнему пристально следила за тем, как дирижабль совершает свой путь в другой город. Широкая улыбка появилась на ее лице, когда она осознала, что увидела его, перед тем как он улетел, что она разглядела его, выделявшегося из водоворота этого наводненного туристами прибрежного городка. Я купил ей содовую и усадил рядом с подростками-альтернативщиками, потому что у нее правильная идея. К сожалению, я абсолютно уверен, что она никогда не слышала про Чарльза, Ким, Джоя и Дэйва или какую-нибудь их запись, которые изменили многие жизни и подвинули всю эту туристическую культуру, в которой мы все живем на несколько шагов левее. Я думаю, что наверняка не на шутку испугал бы ее, если бы рассказал ей и мальчикам-альтернативщикам, о том, что в сентябре 1987, Pixies пришли чтобы забрать с собой подростков. И они забрали их.
